… Эта смесь Европы и Востока,
Чьё очарование жестоко,
Ибо веет болью и войной…
Как же быть тогда тебе со мной?..
Кто побывал в Марокко, тот вернётся туда ещё раз. По крайней мере, будет желать этого. Такая уж это страна. Красные стены, синие двери… Глубокий синий. До самой глубины души…
Марокко? Почему — Марокко? Потому что я хочу только туда. Где пустыня и океан. Где горы с гладким названием Атлас, Высокий Атлас, какой-то странный Анти-Атлас, куда мы в этот раз не добрались… Где красный город Марракеш являет собою ворота пустыни. Где сказочный Фес и совсем уже нереальная Касабланка. И — ой, где много ещё чего, единственного и незабываемого.
Фикус толщиною в три обхвата уронил жёлтый лист размером со сковородку. Лист шлёпнул по плечу, я качнулась, а он грохнулся на сухую белую звонкую дорожку. Вера, которая стояла чуть в стороне, философски заметила: «В Марокко — осень…»
Шесть часов самолётного томления — и ты на другой планете. Мрачное серое небо Москвы, холод, суета, заботы — всё это остаётся где-то там, далеко, где-то в мобильном телефоне, а звоночек отсюда стоит — чтобы вы не сомневались в аппетитах наших акул связи — мама дорогая… Мы прилетели в Агадир утром. Вышли большой русской толпой из самолёта, тепло одетые — под африканское радостное солнце. Было — хорошо. Сразу и без сомнения. Как в детстве, пришло предвкушение чего-то чудесного. А это бывает с нами так редко. Почти никогда.
Моря бывали в жизни. А тут — океан. За этим самым океаном вот уже двадцать лет после распада Советского Союза живёт моя подруга Галя. Я сейчас выйду на берег, Галя, помашу тебе рукой. Атлантический бриз, атлантический берег… нет, брег… Аэропорт недалеко от города. Пока едем, наш гид («Я — Низар, а не Назир!») ведёт разъяснительную работу среди населения автобуса. На эту ночь в Агадире — отель «Тилди».Отсюда начнётся наше недельное путешествие по стране. Сумбур, регистрация, ломаный английский (а страна-то — франкоязычная! Каждый официант, как родное, раскатывает картавое французское «р», каждый мальчишка на улице!) А в мыслях одно: океан. Побросали вещи, надели купальники и — вниз по улице. Она, конечно, ведёт к морю. Ну, к океану, то есть.
Привольная набережная, чистая, хорошо вымощенная. Гуляет люд, местный и приезжий, сидит, как обычно, в кафешках. Широченная полоса пляжа, сверкая, уходит в бесконечность. А на неё огромными, ровными, вспененными по гребню волнами, подминая под себя земной шар, наступает океан. Тут не до шуток. Не до купаний с визгом и заплывами. Тут дело серьёзное. Уйдёшь — не вернёшься.
Садимся в первом попавшемся ресторанчике (быстрей отобедать — и к воде!), и начинается мука объяснения с официантом. Как всегда, в такие моменты даёшь себе клятву хорошо выучить язык международного общения, и даже не один, а два! Меню на французском… Но слова Россия — Москва впечатляют их не на шутку. Нам приносят много хлеба. Жарится заказанная, наконец, рыба. И — о ужас! Мы, которые дома не едим хлеб вовсе, тут съедаем всё! Вот тебе и «под синий припев океана…» Рыба, овощи, пиво — всё вкусное, хрустит корочка свежего хлеба…
А вокруг — белоснежный Агадир. Крыши — плоские, дома, увитые бугенвиллиями и ещё, чёрт знает, чем. Океанский ветер треплет пальмовые косы. Пройдёт две недели, и у тех высоких красавиц, что стоят совсем близко к берегу, кроны заберут сеткой. Значит, скоро быть сильным ветрам. Высоких зданий в городе мало — бывает, трясёт не на шутку. А небо — синее. Песок — шелковый. Шаг ускоряется. Это уже бег. И ты ступаешь в воды Атлантического океана. И я тоже. И мы желаем прямо отсюда позвонить в Москву. Да, пожалуйста! Три слова — триста рублей. «Билайн» всегда с вами!
Волны окатывают нас вместе с телефоном и сумкой, а мы бежим дальше и дальше по пляжу, по приливу, по солнечным бликам на воде, беззаботные и счастливые, как в детстве, как в ранней юности… Галя, ты видишь нас?..
В этот же по-хорошему бесконечный день мы успеваем побывать даже на агадирском рынке. Красное petite-taxi везёт нас туда за совсем небольшие деньги. Рынок за высокой стеной, похожей на среднеазиатский дувал. И как-то сразу мы попадаем именно в ту его часть, где расположены лавки с посудой и украшениями. Тут пахнет антикварным серебром… Оглушённые, ослеплённые, держась друг за друга, мы отважно углубляемся в бесконечные ряды, разглядываем товар — о, какие платья! восточные штаны! а тарелки, вазы! В общем, какой тут страх… Любопытство гораздо сильнее. Хочется смотреть сразу во все стороны. Я читала о берберском серебре. И вот… Высокий, худой — продавец? хозяин? А, неважно, важно «бербер антик», идём в глубину лавки, а там, за стеклом витрины — ох, и вправду антик, да какой роскошный! Эти украшения могли родиться только в Африке. Больше нигде. Серебро, тёмный дуб, жёлтая верблюжья кость, кораллы… и стекляшка цветная может проблеснуть среди всего этого великолепия — и так логично, так неповторимо, что дух захватывает. У меня столбняк. А этого показывать ну никак нельзя!
Цену вам назовут соответствующую вашему столбняку. И, примерив широкие серебряные браслеты с эмалью, постепенно приходя в себя и трезвея, я холодно обещаю продавцу подумать и когда-нибудь потом вернуться. Он азартно торгуется. Я не уступаю. Нельзя, в конце концов, в первый же день бухнуть такие деньги! Я решительно ухожу. Бедный торговец! Как остановить, чем ещё заманить?.. И тут, на выходе, я вижу берберские бусы. Крупные. Дикие. Сахарские. Кость, кораллы, серебро. Вот они уже на моей шее. Вера ахает. Торг получается хилый. Торговец даёт нам визитку. Пишет на ней латинскими буквами: Abdul. Кто знает, может быть, мы и вправду вернёмся?..
И ещё в этот день мы покупаем Вере платье. Чёрное с красными и зелёными вставками. Торгуемся, как велено. И быстро уходим. Ведь впереди ещё всё Марокко!
Вода в бассейне прохладна, плавать так хорошо, уйти так трудно… После ужина получаем инструкции гида. Завтра ранний подъём. Надо бы выспаться перед дальней дорогой… Выходим в сад. Справа, если стоять лицом к океану, начинаются горы. На ближайшей светится надпись на арабском: «Аллах. Отечество. Король.»
И я вспоминаю Памир, cмелые белые буквы на склоне огромной горы: «СССР». Мы тоже любили свою Родину…
Воспоминания о советской Средней Азии не дают мне покоя по сей день. Незабываемые годы, прожитые в Таджикистане, и приводят меня теперь в такие страны, как Марокко. Я живу с азиатской отравой в крови. Я — смотрю на Восток. Это оттуда любовь к горам и жаре, к старинному серебру и длинным свободным одеждам, платкам каким-то невероятным, глиняным тарелкам, синему-синему цвету…ясному небу… солнцу… «Аллах акбар!» — несется мощным хором с минаретов, и я, не замечая того, тихо подвываю: «…акбар…» Вера дёргает меня за руку: «Замолчи, нас арестуют!»
Утром пели птицы. Я уже не помню, когда в последний раз и где они бы так пели. Собственно говоря, я довольно равнодушна к такой лирике. Но в этом их африканском пении была такая жизнь и такое чистой воды счастье! Они были правы в своём единении с природой, сверкавшей каждым листочком и каждым недозрелым апельсином. Среди них ходила по саду Вера и бормотала: «Китайская роза… у нас в горшках на подоконниках… а у них — живая изгородь…»
Пока бормотали и философствовали, чуть не опоздали к автобусу. Опаздываю всю жизнь на работу. Но на самолёты и поезда — никогда.
Мы едем в Марракеш. Это город моей мечты ещё и потому, что есть замечательные таинственные духи от Serge Lutens «Ветер, дующий на Марракеш». Это ж надо соорудить такое название! А поскольку Марракеш издревле считается «воротами пустыни», то и ветер этот несёт обжигающие запахи раскалённых песков и чего там ещё… сахарского… В общем, пройти мимо такого названия я не могла. Недурно устраивались эти французы! Ив Сан Лоран тоже построил себе виллу в Марракеше. Он там творил! И сад насадил из всяких чудных диковинных растений. Теперь его показывают туристам. Некоторых трудно извлечь обратно, как, например, Веру. Они хотят там остаться. Хотя бы кактусом каким-нибудь придорожным…
Припустынный город Марракеш довольно зелёный. А ещё он — красный. То есть все здания всегда — и навеки — красят в тёмно-розовый цвет. И все они никогда не будут выше семидесяти метров. Именно на такую высоту поднимается здесь старинная мечеть Кутубия, к которой запрещено приближаться женщинам и животным. Ну ладно, мы довольствуемся видом издалека, но кто поручится за животных?..
Роскошный и прекрасно сохранившийся дворец визиря Бахмета: мозаики, резьба по дубу, фонтаны, гарем… Перед входом — старое фиговое дерево. Где тот Бахмет со своими слугами и наложницами… а фига — вот она!
Но поистине нереальное, сказочное впечатление остаётся от знаменитой площади Джема-эль-Фна. Раньше на ней рубили головы непокорным, а теперь — чего уж там, погуляли — и хватит. А может, просто все покорились…кто знает? Во всяком случае, вечерняя жизнь на площади идёт вполне мирно, хотя и бурно, поражая воображение европейца. Только рот открыл, зазевался — на тебя прыгнула обезьяна. И давай обнимать-целовать! Ласки не бесплатные, между прочим, хозяин тут как тут. Попятился было от них и — о господи — под ногами у тебя клубками кишат змеи. Среди них и кобра со своим знаменитым капюшоном. В общем, жуть собачья. Но до чего здорово! Чего тут только нет! Жарят-парят, выжимают соки — fresh, пожалуйста, за копейки, а какие сухофрукты с орехами… Тут тебе и платья, и широчайшие восточные штаны, которые ну нельзя не купить, и башмаки остроносые кожаные, и благовония… И вдруг в сумерках ярко белеют подпоясанные красным платья-рубахи мужчин-берберов. Бьют барабаны, несутся звуки ещё каких-то незнакомых инструментов, небрежный танец так хорош на этой вечерней площади… и один из наших туристов бросается в эти ритмы, как в омут… танцуют все!
Чёрная африканская ночь, пугающе незнакомая, пряная, ныряет в узкие улочки, растворяется в глиняных переулках, которые ведут в никуда, в средние века, пошёл — не вернулся, канул, сгинул, стал песком, глиной, камнем, а может быть, фиговым деревом… а может быть, это тот самый вариант жизни, которого тебе не хватает — так затеряйся, пропади под своей счастливой звездой и уже не жалей ни о чём… ни о ком…
Гид выплывает из сумерек в своём небесно-голубом (потом будут и другие) национальном облачении и посмеивается. Может, наблюдал за нами, растерянными, всё это время? И не площадь это вовсе, а машина времени, и участь твоя неизвестна, то ли голова с плеч, то ли гарем, спрячь свои светлые волосы, бред не бред, но на всякий такой случай… такой… непредвиденный… странный…