130 лет со дня рождения Владимира Маяковского.
19 июля исполняется 130 лет со дня рождения Владимира Владимировича Маяковского (1893-1930) — русского советского поэта, драматурга, киносценариста, кинорежиссёра, киноактёра, художника, редактора журналов «ЛЕФ» («Левый Фронт»), «Новый ЛЕФ».
Выбор доли революционного поэта, который сделал Владимир Маяковский в юности, приобретает особое значение для понимания всей его жизненной и творческой судьбы. Она объясняет взлеты и падения поэта, дошедшие до высшей точки кипения — самоубийства в комнате на Лубянке. Тем не менее в СССР он был «канонизирован и прославлен». «Агитатору, горлану, главарю» стоит памятник в центре Москвы; его именем названы улицы и площади.
14 апреля 1930 года «лучший и талантливейший» поэт советской эпохи Владимир Маяковский трагически ушёл из жизни.
Этому предшествовала личная драма, а также резкое охлаждение властей к своему «главному» поэту. В 1930 году ему впервые не одобрили выезд за границу. На поэта стала яростно нападать официальная критика. Его упрекали за сатирическое изображение явлений, якобы побежденных, например, бюрократизма и советского чиновничьего произвола. Вступление Маяковского в РАПП (Российскую Ассоциацию пролетарских писателей) осудили его друзья. Маяковский был верным гражданином своего нового советского Отечества, но большевикам он был нужен именно как политический поэт, стихи которого было удобно и выгодно публиковать на первых полосах газет.
К нему и его творчеству относились по-разному. Ленин раздражался и не принимал. Горький благоволил к молодому революционному поэту. Бунин ненавидел и презирал. У каждого были свои причины, своя правда. Но «революционные массы», не особенно понимая, где футурист, а где ещё кто-то, приходили в восторг от его выступлений, от рёва и крика, от развязной и эпатажной манеры читать свои труднопроизносимые произведения. И когда он бросил всем, как вызов, свой ранний уход, народ ломанулся проводить кумира.
«Живая, взволнованная Москва, чуждая мелким литературным спорам, стала в очередь к его гробу, никем не организованная в эту очередь, стихийно, сама собой признав необычность этой жизни и этой смерти, — писал Николай Асеев. — И живая, взволнованная Москва заполняла улицы по пути к крематорию. И живая, взволнованная Москва не поверила его смерти. Не верит и до сих пор.»
Владимир Маяковский родился 7 (19) июля 1893 в селе Багдади (в 1940-1990 годах Маяковский) Кутаисской губернии в семье лесничего.
Отец — Владимир Константинович Маяковский происходил из запорожских казаков. Высокий, широкоплечий, с черными волосами, зачесанными набок, с черной бородой, загорелым, подвижным, выразительным лицом он обладал огромным грудным басом, который целиком передался Володе. Отец был человеком веселым, приветливым, впечатлительным. Настроения его сменялись часто и резко…
Прадед отца Кирилл Маяковский был полковым есаулом Черноморских войск, что дало ему право получить звание дворянина. Впоследствии поэт написал в стихотворении «Нашему юношеству»: «Столбовой отец мой дворянин». Бабушка по отцовской линии Ефросинья Осиповна приходилась двоюродной сестрой известному писателю и историку Г.П. Данилевскому.
Мать поэта Александра Алексеевна Маяковская была дочерью капитана Кубанского пехотного полка Алексея Ивановича Павленко, участника русско-турецкой войны 1877-1878 годов, кавалера Георгиевской медали «За службу и храбрость», а также других воинских наград.
С четырех лет Володя любил, чтобы ему читали, особенно стихи. И мать читала ему Крылова, Пушкина, Лермонтова, Некрасова. А когда она не могла откликнуться на его просьбу, плакал. То что, ему нравилось, легко запоминал и потом выразительно декламировал наизусть. Когда подрос, стал залезать в пустые чури (большие глиняные кувшины для вина) и читал стихи оттуда. Кувшины резонировали, и голос звучал громко, гулко.
Сестра вспоминала:
«В шестилетнем возрасте Маяковский выучился сам, без помощи взрослых, читать. Обычно Володя брал книгу, набивал карманы фруктами, захватывал чего-нибудь своим друзьям-собакам и уходил в сад. Там ложился на живот под деревом, и две-три собаки любовно сторожили его. И так долго читал.
А по вечерам, наоборот, он лежал на спине и рассматривал звездное небо, изучая созвездия по карте, которая прилагалась, кажется, к журналу «Вокруг света»
(Л.В. Маяковская, 1931).
Его уникальность проявилась еще в детстве, причем как уникальность физическая. Он одинаково владел и левой, и правой рукой — то есть был амбидекстром.
В июне 1902 Володя сдал экзамены в старший приготовительный класс Кутаисской классической гимназии и осенью начал в ней учиться.
В это время старшая сестра готовилась к поступлению в московское Строгановское училище и брала уроки рисования у художника С.П. Краснухи, окончившего Петербургскую академию художеств. Она показала ему рисунки брата, и тот стал заниматься с Маяковским бесплатно. «В это время он рисовал уже довольно хорошо, преимущественно по памяти. Срисовывал и увеличивал крейсера, иллюстрировал прочитанное, рисовал карикатуры на домашний быт…»
В гимназии Володю считали особенным:
— Что за странный мальчик этот Маяковский.
— Нет, шалить-то он не шалит, но удивляет своими ответами и вопросами.
Вспоминает П. Цулукидзе:
«Когда я спросил: «Хорошо ли было для Адама, когда бог после его грехопадения проклял его и сказал: «В поте лица своего будешь ты есть хлеб свой», — Маяковский ответил: «Очень хорошо. В раю Адам ничего не делал, а теперь будет работать и есть. Каждый должен работать»… Все дети засмеялись, а я не знал, как ответить».
27 января 1904 года началась русско-японская война. 30 января во время молебна в гимназии ученики Кутаисской гимназии «произвели беспорядки (шипением)». Трое из учащихся старших классов были арестованы.
В 1905 году центром антиправительственных демонстраций, митингов, забастовок в Западной Грузии стал город Кутаис.
Гимназист Маяковский вовлекается в водоворот революционных событий:
«Речи, газеты. Из всего – незнакомые понятия и слова… Покупаю все. Вставал в шесть утра. Читал запоем… Многое не понимаю. Спрашиваю. Меня ввели в марксистский кружок.»
Людмила Маяковская вспоминала:
«Революционная борьба масс оказала влияние также на Володю и Олю. Кавказ переживал революцию особенно остро.»
19 февраля 1906 года семью Маяковских постигло тяжелое горе: от заражения крови умер глава семьи Владимир Константинович. Он поранил палец иглой, сшивая деловые бумаги. До конца жизни Володя боялся бактерий: всегда носил с собой мыло, брал в путешествия складной таз, возил с собой одеколон для обтираний и тщательно следил за гигиеной.
Семья осталась совершенно без средств; накоплений никогда не было. Отец не дослужил до пенсии один год, и поэтому семье назначили только десять рублей пенсии в месяц. Распродавали мебель и питались на эти деньги…
Сестра Людмила уговорила мать переехать жить в Москву, где она уже училась в Строгановке и могла тяжесть семейных забот взвалить на себя. В этот период тревог, трудностей и сомнений Володя каждый раз с волнением спрашивал: «Ну как, поедем?». Ему очень хотелось уехать в Москву.
Распродав вещи и заняв у хороших знакомых двести рублей на дорогу, семья Маяковских навсегда покинула ставший родным Кутаис.
В Москве, чтобы меньше платить за квартиру, приходилось сдавать комнаты. Первыми поселились знакомые семьи: сначала И.И. Морчадзе, а затем В.В. Канделаки. И тот и другой занимались активной революционной деятельностью. Говорили, курили, спорили много и горячо. Тащили вороха нелегальщины. Иногда, спохватившись, оглядывались на неподвижно сидевшего долговязого мальчугана…
В московской гимназии юный поэт написал свое первое «невероятно революционное и в такой же степени безобразное» стихотворение и опубликовал его в нелегальном школьном журнале.
В начале 1908 года Маяковский вступает в Российскую социал-демократическую рабочую партию (большевиков). Он работал в подпольной типографии, и его несколько раз арестовывали. Сначала юного революционера освобождали по несовершеннолетию и отдавали «на поруки» матери, а в третий раз посадили в тюрьму. Заключение в одиночной камере Маяковский позже назвал «11 бутырских месяцев». Дело о тайной типографии, дело о побеге тринадцати политкаторжанок… не слишком ли для подростка, каким был в то время Маяковский?
Предполагаемой мерой наказания по этому делу должна была стать «высылка под гласный надзор полиции в Нарымский край Томской губернии, сроком на три года». Мать просила о смягчении приговора в связи с несовершеннолетием сына и, в конце концов, добилась своего. 9 января 1910 года Маяковский был освобожден из Бутырской тюрьмы.
В заключении Маяковский прочитал множество книг. Он мечтал о новом искусстве, новой эстетике, которая будет в корне отличаться от классической. Маяковский решил учиться живописи — сменил нескольких преподавателей и через год поступил в Московское училище живописи, ваяния и зодчества. Здесь молодой художник познакомился с Давидом Бурлюком, а позже — с Велимиром Хлебниковым и Алексеем Крученых. Маяковский вновь писал стихи, от которых его новые товарищи были в восторге. Авангардные авторы решили объединиться против «эстетики старья», и вскоре появился манифест новой творческой группы — «Пощечина общественному вкусу».
Стихотворение «Ночь» 12-го года знаменует собой рождение нового поэта-футуриста. Маяковский знакомит Д. Бурлюка со своими стихами:
«Бурлюк сделал меня поэтом. Читал мне французов и немцев. Всовывал книги. Ходил и говорил без конца. Не отпускал ни на шаг. Выдавал ежедневно 50 копеек. Чтоб писать не голодая» (В. Маяковский. «Я сам»).
8 декабря 1912 года вышел альманах «Пощечина общественному вкусу» (изд. Г. Кузьмина) с коллективным манифестом и стихотворениями «Ночь» и «Утро» – это была первая публикация Маяковского. Футуристическая эстетика на первых порах наложила отпечаток на произведения молодого поэта – в них много бравады, откровенного эпатажа, нарочитого словесного экспериментаторства. Но нигилистическое бунтарство футуристов не могло удовлетворить поэта.
В лирике Маяковского предреволюционной поры явственно ощутимы две интонации: негодующе-сатирическая, осмеивающая уродливые явления, социальные язвы российской действительности, и трагедийная, связанная с темой гибели человека, носителя светлых идеалов гуманизма и демократии, в условиях «страшного мира».
Маяковский интересовался не только поэзией и живописью. В 1913 году он дебютировал в театре: сам написал трагедию «Владимир Маяковский», сам поставил ее на сцене и сыграл главную роль. В этот же год поэт увлекся кинематографом — начал писать сценарии, а спустя год впервые снялся в ленте «Драма в кабаре футуристов №13» (картина не сохранилась).
19 июля (1 августа) 1914 года Германия объявила войну России.
Маяковский выступает на митинге у памятника Скобелеву с чтением стихотворения «Война объявлена». Герой Маяковского конфликтует с окружающей его буржуазной действительностью, гневно-презрительно выкрикивает: «Все вы на бабочку поэтиного сердца взгромоздитесь, грязные, в калошах и без калош…» («Нате!»).
Он возмущён:
«Вам, проживающим за оргией оргию,
Имеющим ванную и теплый клозет!
Как вам не стыдно о представленных к Георгию
Вычитывать из столбцов газет?!»
(«Вам!»)
Отталкиваясь от этих стихотворений поэт переходит к всесторонней критике современности. А сам и не думает идти на фронт защищать Родину.
Жизнь двигается, летит дальше…
«Радостнейшая дата. Июль 1915-го года. Знакомлюсь с Л.Ю. и О.М. Бриками» (В. Маяковский. «Я сам»). И это на фоне знакомств с Борисом Пастернаком, с Ильёй Репиным! С Куприным! И понеслось. Сентябрь. В Петрограде вышла отдельным изданием поэма «Облако в штанах».
Посвящение — «Тебе, Лиля».
В Петербурге на одном из футуристических вечеров – приглашённый Горький:
«У футуристов есть одно бесспорное преимущество — молодость.»
При содействии Горького Маяковский всё-таки был призван на военную службу и определен в 1-ю запасную автомобильную роту петроградской Военно-автомобильной школы. В числе «ратников 2 разряда, прибывших на службу от Петроградского уездного воинского начальника и подлежащих зачислению в списки роты и на все виды довольствия… Маяковский Владимир Владимиров» (Приказ от 19 сентября 1915 г.). Но на фронт он так и не отправился. Многие источники пишут о том, что и не хотел. Он состоял в авангардном объединении «Сегодняшний лубок». Его участники — Казимир Малевич, Давид Бурлюк, Илья Машков и другие — рисовали патриотические открытки для фронта.
Привлекал его и театр. В 1918 году прошла премьера пьесы Маяковского «Мистерия-буфф». Ее поставил в Театре музыкальной драмы Всеволод Мейерхольд, а оформил в лучших традициях авангарда Казимир Малевич. Гораздо позже, в 1928–1929 годах Маяковский написал сатирические пьесы «Клоп» и «Баня». Обе премьеры прошли в Театре Мейерхольда. Поэт был вторым режиссером, он следил за оформлением спектакля и работал с актерами. Обе пьесы вызвали ажиотаж. Как писали современники, трудно было представить более ледяную реакцию зала, это был полный провал. Одни зрители и критики видели в произведениях сатиру на бюрократию, а другие — критику советского строя. «Баню» поставили лишь несколько раз, а после запретили — до 1953 года.
Очень напряжённой была эпоха «Окон РОСТА» в первые годы после революции: художники и поэты собирали горячие темы и выпускали агитационные плакаты — их нередко называют первой советской социальной рекламой.
Вспоминает Александр Родченко: «В общей сложности было сделано до пятидесяти плакатов, до сотни вывесок, упаковок, оберток, световых реклам, рекламных столбов, иллюстраций в журналах и газетах… Он (Маяковский) не любил чертить и вымерять, а делал все от руки. Нарисует сразу карандашом, без помарки, после обведет тушью и раскрашивает. Видно было, что дается это ему легко и орудовать кистью ему приятно. Рисование было для него отдыхом…»
Но главным делом были стихи. Программным произведением в дооктябрьском творчестве Маяковского стала поэма-тетраптих «Облако в штанах» (1914-1915), идейный смысл которой сам поэт определил как лозунговое «Долой вашу любовь! Долой ваш строй! Долой ваше искусство! Долой вашу религию!». К этому тут же прибавился еще клич — «Долой вашу войну!»
Кто-то считает Маяковского новатором в области стихосложения. А кто-то называл и называет его стихи неудобоваримым футуристическим выпендрёжем. Его стиль, ритм стихотворения, нетрадиционные рифмовки, использование новых слов – все это отличает поэзию Маяковского от традиционной лирики. Она была чужда ему. И он не стеснялся резко высказываться, например, о поэзии Сергея Есенина. При первой встрече есенинский облик показался Маяковскому бутафорским. Тот был в лаптях и вышитой рубахе, что в городской квартире смотрелось неестественно и комично. Если говорить дословно — опереточно.
Поэты действительно часто критиковали творчество друг друга. Например, Есенин называл Маяковского «певцом банок Моссельпрома», а Маяковский отзывался о поэзии Есенина как об «идеализированной деревенщине». Разумеется, два писателя-антагониста отрицали друг друга во всем — от внешности до творческих убеждений. Но каждый был прекрасен по-своему.
Футурист Маяковский любил себя! Что стоит только название первого сборника — «Я!». Он был отпечатан литографским способом и обратил на себя внимание даже самого «медного всадника русской речи» — Валерия Брюсова. Обложку книги сделал сам автор.
В.Шершеневич писал о Маяковском:
«Его поэмы стали неожиданно сильны, интересны; образы помимо новизны отличаются меткостью; ритм интересен и своеобразен; сюжет всюду подходит под форму…»
Горький вспоминал свои беседы с Лениным в первые годы революции:
«К Маяковскому относился недоверчиво и даже раздраженно.
— Кричит, выдумывает какие-то кривые слова, и всё у него не то, по-моему, — не то и мало понятно. Рассыпано всё, трудно читать. Талантлив? Даже очень? Гм-гм, посмотрим!».
Ленин составлял свое впечатление о Маяковском в тот период, когда Маяковский формировался как советский поэт, отдавая немалую дань футуризму. И после стихотворения «Прозаседавшиеся» у Маяковского иногда еще будет обнаруживаться излишне затрудненный стиль, например, в поэме 1923 года «Про это». Но уже тогда Маяковский совершал последовательное движение к своеобразной художественной простоте. Об этом говорит его поэма «Владимир Ильич Ленин», показавшая, что Маяковский преодолел футуризм. Это произведение считается одним из его лучших и, по словам литературоведов, открывает новый этап в творчестве поэта в плане его высших идейно-художественных достижений. Считается, что вплоть до сегодняшнего дня в поэзии не создано произведения о Ленине, которое можно было бы поставить рядом с поэмой Маяковского.
Поэму «Хорошо!» пресса ругала: мол, образы фальшивые, напыщенно-плакатные, автор далёк от понимания Октября! Но Луначарский, выступая на юбилейной сессии ЦИК СССР с докладом о культурном строительстве за 10 лет, сказал обратное:
«Маяковский создал в честь октябрьского десятилетия поэму, которую мы должны принять как великолепную фанфару в честь нашего праздника, где нет ни одной фальшивой ноты…»
Жизнь неслась по улицам больших городов, выступления за выступлениями, восторг публики сменялся возмущёнными криками «Вон!» Маяковский говорит своим слушателям, что поэзия футуризма — это поэзия города: «Телефоны, аэропланы, экспрессы, лифты, ротационные машины, тротуары, фабричные трубы, каменные громады домов, копоть и дым — вот элементы красоты в новой, городской природе. Электрический фонарь мы чаще видим, чем старую романтическую луну. Мы, горожане, не знаем лесов, полей, цветов — нам знакомы туннели улиц с их движением, шумом, грохотом, мельканием, вечным круговращением. А самое главное — изменился ритм жизни. Все стало молниеносным, быстротечным…»
И любовь тоже.
В 1925 году Маяковский уехал на гастроли во Францию, затем отправился в Испанию, на Кубу и в США. Не забывал он и о Родине.
«Прощанье» с Парижем заканчивается строчкой:
«Я хотел бы жить и умереть в Париже, если б не было такой земли — Москва».
Яро пропагандируя самоотречение во имя социализма, Маяковский, видимо, верил, что Россию ждёт светлое будущее.
За жизнь Владимир Маяковский проехал 150 000 километров, 9 раз побывал за границей. Он писал: «Мне необходимо ездить. Обращение с живыми вещами почти заменяет мне чтение книг…» Однако в Берлине поэт большую часть времени провел в гостиничном номере, играя в карты. В письмах из Парижа стонал, что ему скучно. Мешало незнание иностранных языков. Самое длинное путешествие Маяковского через Европу и Мексику в США (в России их называли тогда САСШ — Северо-Американские Соединенные Штаты) продолжалось полгода.
27 июля 1925 года. Маяковский в Ларедо (пограничном городе Мексики и США), где получает разрешение Иммиграционного отдела Департамента труда на въезд в США. Разрешение гласило:
«Маяковский Владимир, 30 лет, мужчина, художник, ростом 6 футов, крепкой комплекции, обладающий коричневыми волосами и карими глазами, принадлежащий к русской расе, родившийся в Багдаде (Россия), проживающий постоянно в Москве (Россия), грамотный, говорящий на русском и французском языках, внесший залог 500 долларов и имеющий при себе 637 долларов для жизни на 6 месяцев, — может 27 июля 1925 года въехать в USA».
Там его ждала новая любовь. Между ним и переводчицей Элли Джонс вспыхнул короткий бурный роман. Осенью поэт вернулся в СССР, а в Америке у него вскоре родилась дочь — Элен-Патриция. После возвращения из США Маяковский издал книгу « Моё открытие Америки», работал над сценариями советских фильмов.
Тридцатый год начался для Маяковского неудачно. В конце января состоялась премьера «Бани» в театре Народного дома в Ленинграде.
«Публика встречала пьесу с убийственной холодностью. Я не помню ни одного взрыва смеха. Не было даже ни одного хлопка после двух первых актов. Более тяжелого провала мне не приходилось видеть» (М. Зощенко, 1933). «На „Бане“ Маяковского в Народном доме скучно. Сидишь и ждешь, скоро ли кончится… Зритель холоден, как лед»
(Смена. 1930, 5 февраля).
На выставку Маяковского «20 лет работы» весной тридцатого года собиралась молодёжь. «Я очень рад, — сказал поэт, — что здесь нет всех этих первачей и проплеванных эстетов, которым все равно, куда идти и кого приветствовать, лишь бы был юбилей». Но когда выставку не посетил никто из представителей власти и литературных организаций, он отреагировал тяжело. Официальных поздравлений тоже не было.
Получалось, что сохранив в душе романтические идеалы революции, Маяковский в конце концов столкнулся с системой, которую язвительно и сатирически изображал в своих произведениях…
В первых числах апреля 1930 года вышел второй номер журнала «Печать и революция» с приветствием редакции Маяковскому: «В.В. Маяковского — великого революционного поэта, замечательного революционера поэтического искусства, неутомимого поэтического соратника рабочего класса — горячо приветствует „Печать и революция“ по случаю 20-летия его творческой и общественной работы».
По приказу заведующего Госиздатом А. Халатова портрет Маяковского с приветствием был из отпечатанного тиража вырезан.
А «великий и революционный» Маяковский был «вырезан» из жизни.
После смерти Маяковского весь архив поэта отошел Брикам. Лиля Брик хотела создать его мемориальную комнату, но наткнулась на бюрократические препоны. Поэта почти не издавали. Тогда Брик написала письмо Иосифу Сталину. В своей резолюции Сталин назвал Маяковского «лучшим и талантливейшим поэтом советской эпохи». Резолюцию напечатали в «Правде», произведения Маяковского стали издавать огромными тиражами, а его именем называть улицы и площади Советского Союза.
«Эта вакансия: первого в мире поэта масс — так скоро-то не заполнится. И оборачиваться на Маяковского нам, а может быть, и нашим внукам, придется не назад, а вперед. … Боюсь, что несмотря на народные похороны, на весь почет ему, весь плач по нем Москвы и России, Россия и до сих пор до конца не поняла, кто ей был дан в лице Маяковского. … Маяковский первый новый человек нового мира, первый грядущий. Кто этого не понял, не понял в нем ничего»,
— писала Марина Цветаева в 1932-м году.
Перечитывая стихи, листая страницы его работ, я обнаружила интересные моменты, на которые в другое время не обратила бы внимания. Конечно, это не художественные произведения, а социальный заказ, но интересна зафиксированная в них перекличка событий, названий через сто лет: Донбасс, война объединившихся США и Европы против России.
А вот 1920 год, Маяковский, окна РОСТА №107:
«Ллойд-Джордж науськивал польского буржуя на рабочего русского…»;
«Для Донбасса формируется поезд с подарками. Пойдёт:
1. От военных учреждений 50 комплектов кожаного обмундирования.
2. От Главтопа 100 полушубков
3. От Главугля 1000 пар чулок,
4. 30 000 кусков туалетного мыла.
И ты, шахтёр, пришли подарок,
Чтоб фабрик огонь горел ярок.»(Маяковский, окна РОСТА № 107, № 938);
И всё это словно происходит сегодня с нами:
«…И если целит револьверы и бомбы
в нас половина земного шара
это в секреты,
в дела и в бумаги
носище сует английский а́гент,
контрразведчик ему титул,
его деньгой англичанка мутит.»
(Маяковский В. В. – «Англичанка мутит».) 1927 г.
Ничего не изменилось. Будто он написал эти строки вчера.
Было всё. И жёлтая кофта, и безобразное чтение стихов с папиросой, пришлёпанной в углу рта и завыванием от рёва до шёпота, и трубное прославление коммунистических идеалов, и триумфальное признание массами, и групповой брак с «милыми» Лилей и Осей, и «Форд» для Лилёнка из Парижа в то время, когда «Всероссийский Староста» Калинин посетил юг России и вполне откровенно засвидетельствовал: «Тут одни умирают от голода, другие хоронят, стремясь использовать в пищу мягкие части умерших» (из газет); и бесконечная череда женщин и наглое требование от них «любви» (Мария – дай!»), и бесконечная заграница, когда новоиспечённый советский человек носа не мог высунуть, не то что кататься в Америку… Впрочем, пролетарский писатель Горький жил на Капри.
«Но что до того было Маяковским, Демьянам и многим, многим прочим из их числа, жравшим «на полный рот», носившим шелковое белье, жившим … в московских особняках прежних московских миллионеров! Какое дело было Владимиру Маяковскому до всего того, что вообще свершалось под небом Р(оссийской) К(оммунистической) п(артии)?..»
— писал Иван Бунин.
А мы учили в школе революционного поэта, «агитатора, горлана, главаря», борца за свободу и «коммунистическое далеко», которое так и не наступило. Зато, как оказалось, велик был вклад в разрушение православной России: «Товарищ Ленин, работа адовая будет сделана и делается уже».
Каждый выбирает поэта по себе. Так и с Маяковским. Его стих, конечно, пробил «громаду лет», и не спутаешь его ни с каким другим. Маяковский жил и работал ярко, много, на износ, и жар его строк опаляет чьи-то души и сегодня. Его эпоха требовала такой отдачи, после которой человек сгорает рано и дотла. Он не боялся пробовать свои силы в разных областях искусства, другое дело, как всё это выглядело и кому нравилось. Хорошо и вольготно быть хулиганом, когда тебе это разрешается, плыть на пароходе в Америку и даже оставить там дочурку. Можно всё! И ноктюрн на флейте водосточных труб…
Так что выбирайте, товарищи потомки!